Косово поле. Балканы - Страница 36

— Мне бы не хотелось афишировать свое присутствие здесь, — задумчиво разъяснил Влад. — Чем меньше народа знает, тем лучше… Честно говоря, если бы не гениальная идея Ристо с Эленой насчет сообщения в полицию о том, что они меня якобы здесь видели, я бы не вылезал, а уходил бы в одиночку.

— Сделанного не исправишь, — спокойно вмешалась Элена. — Ты вылез, и теперь наша обязанность тебе помочь.

— Это точно, — подтвердил Ристо.

— Русские, сербы и македонцы — братья, — немного пафосно выдал Киро, — ты не смотри, что наше правительство так себя ведет. Простые люди все на стороне Сербии. Мы ж почти каждый год в Косово ездили. Так что насмотрелись… Человека, который воевал с шептарами и американцами, любой в своем доме примет и спрячет.

— И все же — это крайне опасно для вас, — Рокотов положил на ломоть хлеба солидный кусок жареного мяса, — надо по максимуму избежать риска.

— Никто попусту рисковать не собирается, — деловито заявил Богдан, — чтобы тебя не подставить. Ты давай ешь…

— Чегой-то ты грустный, — Димон участливо посмотрел на нахохлившегося Вознесенского.

Несмотря на прекрасную погоду, Иван не радовался вступившей в свои полные права весне. На душе было противно. Он устал от бесконечных хождений по милицейско-прокурорским инстанциям, от многочасового ожидания в очередях, от отписок и отговорок, от откровенного нежелания заниматься его делом, от самоуверенной и лживой следовательши. От всего, что было связано с исполнением Закона. Правоохранительная Система раскрылась перед ним во всей красе — с полупьяными оперативниками, с истеричными прокурорами, с жуликоватыми дознавателями, с безграмотностью, лицемерием, фантастическим пренебрежением к человеку, которого эта система была обязана защищать. Всего за месяц Вознесенский из законопослушного человека, верившего в торжество справедливости, превратился в индивидуума, обдумывающего варианты наказания виновных методами самосуда.

— Ага! — Димон наконец понял предмет душевных терзаний приятеля и довольно ухмыльнулся. — Достали… Я тебя предупреждал. Если сейчас отступишь, то потом уж точно ничего не добьешься. С гарантией. Мусоров надо душить, душить и душить. Это архинужно и архиважно. — Димон недавно открыл для себя труды Ленина и теперь цитировал их направо и налево. Ильич со своими бандитскими призывами к расправам над крестьянством и интеллигенцией был бывшему «братку» близок по духу.

— Все без толку, — Вознесенский злобно сверкнул глазами и высыпал в свой кофе пакетик сахару. — Как белка в колесе… Такое впечатление, что они целенаправленно толкают людей на разборки.

— Осторожнее, — Димон понимающе кивнул, — есть такое. Но! Как только ты попытаешься что-нибудь сделать самостоятельно, жди беды. Мусора и прокуроришки только делают вид, что им все по фигу. А в действительности — довольно внимательно наблюдают. Это объяснимо… Видишь ли, преступление раскрыть не всегда легко, если оно совершено в прошлом. А вот подтолкнуть человека к беспределу и схватить его на месте деяния — просто. Так что будь предельно аккуратен. Мусорам выгодно, чтобы ты ввязался в разборку.

Они и твое дело закроют — мол, ты опорочил высокое звание потерпевшего, и якобы пресекут преступление. Еще и денежки с тебя попытаются ссосать. За то, что не откроют дело уже на тебя. Знаю, такие варианты проходили…

— Может, в прессе попробовать поднять бучу?

— А смысл? — двухметровый Димон положил на столик руки, которым мог бы позавидовать взрослый самец-орангутанг. Два кулака размером с мусорное ведро каждый. Димон нынче подвизался на ниве журналистики, и Иван никак не мог представить, как бывший браток попадает по клавиатуре компьютера, когда печатает свои статейки. Ибо подобными руками было удобно только сгребать снег на улицах, а не тыкать в маленькие клавиши буквы.

Тягу к творческому труду Димон почувствовал год назад. Он немного отошел от преследования разжиревших бизнесменов, накропал несколько эссе и явился с ними в редакцию крупнейшего питерского таблоида. Заместительница редактора, с которой браток пообщался, почуяла в бритоголовом громиле большой потенциал и предложила ему для затравки написать статью об убийствах на религиозной почве.

Димон засел дома и приготовился к приливу вдохновенья. Он выпил две бутылки водки и просмотрел фильм ужасов с «расчлененкой». Водочка оказалась забористой, и к моменту посещения Музы новоявленный репортер дошел до нужной кондиции. За один вечер статья на целый разворот была написана.

Повествование пришлось редакции по вкусу.

Как и читателям.

На нынешний момент Димон был уже довольно известной личностью в журналистских кругах и раз в неделю выдавал на гора парочку «убойных» материалов. Своим личным успехом он считал высосанную на сто процентов из пальца статью о пытках и убийствах бомжей, совершенных якобы некими таинственными «пыточными бригадами». Редкий читатель мог добраться до финального абзаца без того, чтобы его не стошнило в буквальном смысле на яркую багровую страницу.

Материалы Димона изобиловали подробностями и жаргоном. О последнем у него постоянно происходили споры с литературным редактором, по этому поводу она даже бегала консультироваться к академику Лихачеву, у которого защищала кандидатскую диссертацию. Академик на удивление доброжелательно отнесся к специфическим словечкам и посоветовал своей бывшей аспирантке не останавливать творческий порыв нарождающегося таланта. Пусть пишет, как ему удобно.

Радетельница чистоты русского языка опрометчиво поведала о реакции Лихачева виновнику торжества. Димон воспринял одобрение академика как руководство к действию, перешел все границы дозволенного, обозвал в следующей статье прокурора города «мохнорылым уродом» и съездил в Пушкинский Дом, дабы лично засвидетельствовать почтение престарелому столпу словесности, который был немало удивлен визитом широкоплечего верзилы, втащившего в его кабинет ящик коньяка, долго трясшего руку и кричавшего что-то о том, что теперь «все наезды пусть переключают на Гоблина». Старенький академик не понял, кто такой этот Гоблин. Ну и слава Богу…