Косово поле. Балканы - Страница 49

Но с совершеннолетием все изменилось.

Мадам Фишман послала подальше своего Арона Израилевича и вышла замуж за стопроцентного белорусского еврея Рыбаковского. Такой вот поворот судьбы, достойный описания в рассказе Бабеля! Так что паспорт Юлик получил на новую фамилию, но со старой национальностью.

В Бонч-Бруевича он тоже не пошел, а вместо этого намылился на факультет журналистики университета, куда благополучно и поступил с первого раза.

Поначалу судьба к Юлию благоволила.

Закончив университет и получив вожделенный диплом, Рыбаковский пристроился в корпункт «Известий». Но там он снюхался с кружком диссидентов, полгода пораспространял машинописные странички с выступлениями господина Бжезинского и очутился в камере следственного изолятора КГБ. Самый гуманный суд в мире припаял Юлику восемь лет.

Как он вел себя на допросах, Рыбаковский тактично умалчивал, но на следующий же день после прибытия на зону Юлик был расконвоирован, получил хлебную должность заведующего клубом и все годы за колючей проволокой регулярно получал обильные посылки с воли.

Знающим людям такое отношение к политическому заключенному говорит о многом.

Выйдя на свободу, Рыбаковский снова занялся диссидентской деятельностью, поэтому довольно быстро вернулся в места не столь отдаленные. Вместе с ним за решетку угодили еще несколько десятков человек. По странному совпадению все они входили в одну и ту же организацию, где идеологическим гуру служил хасид Рыбаковский.

Но грянула перестройка.

Юлик досрочно освободился и тут же взлетел на вершину политического Олимпа, став советником питерского мэра. Стульчак вообще жаловал диссидентов, видя в них свою надежнейшую опору. Рыбаковский несколько лет клеймил «палачей» из КГБ и КПСС, при этом не забывая улучшать свое материальное положение. Когда Стульчак с треском проиграл выборы, Юлик переметнулся поближе к Госдуме, получил мандат депутата и в ус не дул. Сошелся с суетливым педерастом Пеньковым и опекавшей его депутатшей и продолжил нелегкую работу по разоблачению перекрасившихся парт-аппаратчиков…

Руслан явился на встречу в сопровождении своего приятеля Гильбовича. Юлик немного знал этого журналиста, прозванного коллегами Железным Гомосеком за тягу к лицам своего пола и эпиграфам к статьям из «Волшебника Изумрудного Города». Женечка Гильбович жутко обижался на кличку и поливал всех правых и неправых грязью со страниц патриотической прессы, куда он был делегирован вице-консулом США в качестве агента влияния. Чтобы своим присутствием полностью дискредитировать само понятие «патриотизм». Железный Гомосек кропал безграмотные антизападные статейки, пугал всех агрессивными планами Китая и при всем при этом раз в месяц бегал в американский культурный центр за двухсотдолларовой пайкой.

Пеньков испытывал к Женечке смешанные чувства и ненавязчиво добивался взаимности. Гильбович пока не сдавался, проживая совместно с другом из кордебалета питерского мюзик-холла.

Пока Женечка брал на всех кофе, Рыбаковский отвел Пенькова в сторону.

— Ты зачем приволок этого придурка?

— Да ладно! — отмахнулся стреляющий глазками по сторонам Руслан. — Он не помешает.

— Да ты что! Я тебе должен инструкции Адамыча передать, а ты не один явился. Сажай его за столик, а сам иди на улицу. Я тебя жду…

Спустя минуту на крыльцо кафе вывалился растрепанный Пеньков.

— Ну что там? Он долго один не просидит…

— Задница чешется? — ехидно спросил Рыбаковский. — Сначала дела научись делать, потом развлекайся.

— Что Адамыч?

— Недоволен, вот что. — Юлий посмотрел на низкие облака и поежился. — Ты зачем на таможне с пятью тысячами баксов засветился?

— Это мои деньги, — неуверенно парировал Руслан, попавшийся на попытке вывоза незадекларированной валюты.

— Не сомневаюсь. Только теперь скандал через Москву гасить придется. Ты что думаешь, у Адамыча других проблем нет?

— Понимаю, — притворно потупился Пеньков, которому по большому счету было плевать и на Рыбаковского, и на главного «правозащитника» России, испытывающего горячую любовь ко всем, кто обливал грязью его страну. Особым расположением Адамыча пользовались чеченцы. Еще с лагерных времен, когда никому не известного Адамыча вздумали «замочить» грубые зеки по причине того, что «правозащитник» воровал у своих хлеб и сжирал его под одеялом. Чеченцы взяли Адамыча под защиту, за что он несколько лет безропотно удовлетворял похоть главаря, ставшего впоследствии одной из заметных фигур независимой Ичкерии. Именно с этого времени у Адамыча сохранились хорошие контакты, которыми он пользовался и поныне при перепродаже оружия и наркотиков.

Ни Рыбаковский, ни Пеньков, ни Гильбович подробностей отсидок Адамыча не знали, но по собственному опыту предполагали, что «правозащитник» дерет горло отнюдь не бесплатно.

Ибо сами были совершенно такими же.

— Если понимаешь, то больше так не делай, — назидательно произнес Юлий. — Теперь касательно инструкции… Через две недели на аэродром Ржевки прибудет борт из Хорватии. Твоя задача — нанять тpи «газели» и переправить груз на склад твоей газетенки.

— А погранцы?

— Не волнуйся, они уже оплачены.

— Что за груз?

— «Аграны». Как доставишь на склад, позвонишь по этому номеру, — Рыбаковский сунул Пенькову бумажку.

— Из такого оружия убили Галю… — Руслан изобразил на лице печаль по безвременно ушедшей патронессе.

Юлий брезгливо скривился.

Роль Пенькова в расстреле депутатши не была для него секретом. Именно этот педераст и навел киллеров на «святую женщину», когда та везла в Питер деньги на избирательную кампанию. Те даже не тронули валюту, получив свою долю из рук выздоровевшего после легкого ранения Руслана. Прямых доказательств не было, только догадки, поэтому Пеньков ходил с гордо поднятой головой, как чудом уцелевшая жертва покушения, и продолжал занимать должности в демократических организациях.